Если бы она могла рассказать о трехкратном переселении в теплые края и о последнем, самом приятном из путешествий – когда буксир медленно тянет по морю караваны плотов с опущенными корзинами и моллюски получают самое обильное и разнообразное питание, чтобы наружный, завершающий слой перламутра был наиболее лучист и ярок.

Французы говорят:

– Как прекрасен был бы человек, если бы он совершенствовал самого себя так же вдохновенно и упорно, как виноградную лозу!

Взращенный жемчуг – это одаренность умельца и мастерство хирурга, это упрямая стойкость крестьянина и терпеливая целеустремленность селекционера.

Клеопатра хотела когда-то прославиться тем, что растворила жемчужину в кубке с вином и выпила его. Но куда более достойна славы история о том, как человек раскрыл секрет рождения жемчужины; как он приручил и заставил служить себе одно из капризнейших живых существ!

Ежегодный урожай подводных плантаций – девяносто тонн драгоценного жемчуга – олицетворяет умение японцев находчиво возмещать скудость недр своей страны. Так же как крохотный транзисторный приемник или карманный телевизор, взращенный жемчуг – это, по существу, не что иное, как овеществленный труд и разум.

Когда я впервые увидел горы и воды полуострова Сима, я подумал о жемчужинах как о перлах природной красоты. Мне казалось, что раковины вбирают в себя здесь неповторимую прелесть породнения моря и суши, бесчисленных зеленых островов, тихих лагун, лазурных небес.

Но чем ближе знакомишься с участием людских рук в рождении жемчужины, тем яснее видишь в ней воплощение красоты и творческой силы человеческого труда. Есть выражение «перлы премудрости». Взращенный жемчуг можно в самом прямом и высоком смысле этих слов назвать «перлом труда».

Для человека, который никогда не бывал в Японии, она обычно представляется сказочной страной красочно одетых женщин, загадочных храмов, живописных восточных пейзажей. Тут потрудились и туристские бюро, и Голливуд, все любители расписывать экзотику. К тому же Япония действительно экзотична, действительно загадочна и действительно живописна. И все-таки это не только «открыточная страна».

Подлинная Япония – это бессчетные часы, а иногда и десятилетия тяжелого труда, нужного, чтобы японский сад выглядел воплощением простоты. Это холод, от которого зимой содрогаются обитатели картинных японских жилищ. Это обреченность всю жизнь есть рис и соленые овощи. Это крестьяне, которые из года в год гнут спины на полях и не могут потом распрямиться, доживая свой век сгорбленными карикатурами на человеческие существа. Это студенты, стоящие в очереди, чтобы продать собственную кровь и купить себе книги.

Б Мэнт. Турист и подлинная Япония. Токио, 1963.

Миллион миллионеров

Если бы из всех присущих японцам черт потребовалось назвать одну, наиболее приметную, вернее всего было бы сказать: они много читают, многим интересуются.

В давке метро, за раздвижными стенами сельского домика – всюду видишь людей за чтением По тиражам печатной продукции Япония уступает лишь Советскому Союзу и Соединенным Штатам. Стомиллионный народ ежегодно раскупает около полумиллиарда книг и более полутора миллиардов журналов (одних лишь ежемесячников выходит почти полторы тысячи).

Общий разовый тираж японских газет перешагнул за пятьдесят миллионов экземпляров, также приближаясь к мировому первенству. Причем здесь надо отметить любопытную особенность. В капиталистической прессе принято делить газеты на «качественные» и «массовые». Первые из них, то есть самые солидные, авторитетные, влиятельные, вроде «Таймс» в Англии, «Монд» во Франции, «Нью-Йорк таймс» в США, имеют куда более узкий круг читателей, чем бульварные издания, выходящие многомиллионными тиражами.

В Японии же именно «качественные» газеты («Асахи», «Майнити», «Иомиури») одновременно являются и «массовыми», то есть наиболее популярными. Дело здесь, разумеется, не в издателях, а в читателях – в уровне их запросов, которые приходится брать в расчет.

Про японцев можно сказать, что народ этот интеллигентен в массе. Причина тут не в одной лишь поголовной грамотности Кругозор японца – не только начитанность, но и умение людей в любом возрасте сохранять поистине детскую любознательность. На всякого рода курсы, выставки, лекции валом валят и молодежь и старики. «Общество рабочих – любителей музыки» – многотысячная организация, численности которой могут позавидовать иные политические партии.

Причем широта интересов, прорывающая рутину повседневной жизни, страсть к постижению непознанного чаще всего столь же бескорыстны, как присущая японцам тяга к красоте. Люди не разучились ставить духовные ценности превыше материальных благ.

Было бы нетрудно, набрав десяток-другой примеров, нарисовать разительную картину американизации духовной жизни Японии. Присущая японцам восприимчивость к новому проявляется и в том, что они легко поддаются зарубежной моде. Но, широко растекаясь по поверхности, голливудские стандарты вкуса остаются «детской болезнью», неспособной изменить сущность национального характера.

Юный житель Токио, увлекающийся очередным поветрием вроде электрогитар, не станет читать переложения «Воины и мира» на пятидесяти страницах. Он приемлет стандартизацию мод, но инстинктивно противится стандартизации мыслей и чувств Среди японской печатной продукции есть немало бульварщины, но «дайджесты» здесь не в почете.

Услышав, что японским студентам нередко приходится продавать собственную кровь, чтобы заплатить за учебники, заезжий американец удивляется: «Как можно идти на такие жертвы ради диплома?»

Автофургоны со скупщиками крови, которые поджидают свою клиентуру за университетскими воротами, – это ли не двойной символ – и того, сколь велика у японской молодежи тяга к науке, и того, сколь дорогой ценой приходится за нее платить?

– Знаете, как мы теперь называем свидетельство об окончании вуза? «Диплом миллионера». Ведь чтобы получить его, надо выложить из кармана миллион иен. Как видите, Японии есть чем гордиться: ее студенчество – это миллион миллионеров…

Шутка, услышанная как-то на университетском вечере, напомнила о горьком парадоксе культурного, высокоразвитого капиталистического государства. Частные вузы Японии, в которых обучается миллион человек (то есть три четверти всей высшей школы страны), вынуждены существовать почти целиком за счет студентов, получая из государственного бюджета в двадцать раз меньше, чем приходится брать с молодежи (за последние пятнадцать лет плата за обучение в частных вузах возросла в шесть раз).

С новоиспеченного первокурсника берут вступительный взнос в двести-триста тысяч иен (почти полу тора-годовая зарплата для выпускника средней школы). Чем больше практических занятий требует специальность, тем дороже плата. Так что в технических вузах она выше, чем в гуманитарных, а в медицинских достигает шестисот тысяч иен (зато, острят студенты, если провалишься на экзаменах, можно с горя купить автомашину).

А ведь вступительным взносом дело не ограничивается. Кроме него, надо и в последующие годы платить за обучение, за пользование библиотеками, лабораториями. Словом, пятилетний курс наук обходится больше миллиона. Даже став обладателем желанного диплома, молодой специалист обычно зарабатывает меньше, чем ему обходятся студенческие годы.

С тех, кому удалось попасть в государственные вузы, за обучение берут в несколько раз меньше. Но и им волей-неволей приходится становиться «миллионерами». Быть принятым – значит получить право посещать лекции и сдавать экзамены. А уж где жить, на что питаться – студент должен заботиться сам.

Так называемая Ассоциация по выдаче стипендий (фонд, созданный на общественные и личные пожертвования), по существу, представляет собой ссудную кассу. Даже ничтожное пособие (его едва хватает на сезонный билет), которым эта ассоциация обеспечивает четверть вузовской молодежи, каждый выпускник обязан потом полностью выплатить назад. Так что, покидая университет, молодой специалист, кроме «диплома миллионера», зачастую уносит с собой еще и долг в четыре-шесть будущих зарплат.